ШОА ((ивр. שואה – «несчастье», «бедствие»). Термин, которым на иврите обозначается Катастрофа европейского еврейства. Аналогами термина «Ш.» в мировой историографии являются англ. cлово Holocaust (Холокост, от греч. Holocauston – «всесожжение») и «Катастрофа». Слово Шоа встречается в Библии (Ис. 10:3; 47:11; Цфания 1:15,18; Ишаяху 10:3; Иов 30:32; Пр. 1:27; Пс. 35:8; 63:10), где обозначает всеобъемлющее разрушение и разорение, «мрак пустоты». В одном из документов Евр. Агентства (1939) слово Шоа использовано при описании положения евреев и поляков в оккупированной нацистами Польше. После издания в Палестине сборника «Шо’ат иехудей Полин» («Шоа польского еврейства», 1940) М.А. Хартгласс (1883-1953, один из лидеров сионист. движения в Польше и бывший член юденрата Варшавского гетто, которому удалось в 1940 добраться до Эрец-Исраэль), Шауль Черняховский и др. термином Шоа определяли особую судьбу евреев, хотя и не представляли ещё истинных масштабов уничтожения. В 1942 Б.*Динур увидел в Катастрофе евреев ни с чем не сравнимое историческое явление, начавшееся, по его мнению, в 1933 г. с приходом нацистов к власти в Германии, и предложил словом Шоа отметить его уникальность. Но в обиходе Шоа использовали реже, чем аналогичное חרבן (ивр. «разруха») – традиционное обозначение бедствия в древнеевр. литературе. С 1943, с увеличением информации о ходе Окончательного решения словом Шоа пользовались всё чаще, а после процесса А.*Эйхмана (1962), ряда публикаций и выхода франц. докум. Фильма «Шоа» К. Ланцмана (1985), оно становится общеупотребительным и проникает в разл. языки. Историография Ш., осн. проблемы. Изучение Ш., началось с попыток анализа германского антисемитизма в 1920-30 гг. (Э. Блох, Г. Раушнинг, К. Хейден и др.). В годы войны в еврейских гетто тайно собирали документы и свидетельские показания (архивы Э. Рингельблюма в Варшаве, Ц. Мерсика в Белостоке и др.), в подполье, на фронтах и даже в концлагерях создавались и сохранялись памятные записки – эти источники наряду с послевоенными материалами позволили впоследствии всесторонне расширить исследования Катастрофы как исключительного историч. события, поставившего широкий спектр проблем: политических, социальных, философских, психологических, религиозных, юридических. Библиография работ по Ш. насчитывает более 120000 наименований помимо публикаций в периодической печати. Дополнительно к упомянутым в статье КАТАСТРОФА (т. 1, кол. 175-178) трудам следует отметить «Войну против евреев» Люси Давидович (англ.,1975) и «Холокост европ. еврейства» Н. Эка (англ.,1976), положившие начало использованию в историч. исследованиях документов евреев, «Холокост – некоторые историч. аспекты» И. Бауэра (1982) и «Холокост» М. Гилберта (англ., 1985), рассматривающие Ш. в контексте общей еврейской истории, «Энциклопедию Шоа» (гл. ред. И. Гутман, 1990; ивр., англ., нем.), сборники исторических материалов «Нацистский Холокост» (ред. М. Маррус, англ, 1989) и «Мир реагирует на Холокост» (ред. Д. Уаймен, англ, 1996), а также многочисленные исследования учёных разных стран, в том числе Великобритании (А. Буллок, Х. Тревор-Ропер и др.), Венгрии (Е. Каршаи, Е. Леваи, Г. Ранки и др.), Германии (К. Квят, Х. Моммзен, , И. Фест и др.), Дании (Ю. Хеструп и др.), Израиля (Р. Вистрих, Н. Катцбург, Р. Коэн, , Ш. Нецер, Далия Офер, Рене Познански, Ливия Роткирхен, Н. Экк, И. Элинек, Лени Яхиль и др.), Италии (Р. Де Феличе), Польши (Ч. Мадайчик, Рута Саковска, Е. Томашевски и др.), США (Р. Брахем, А. Майер и др.), Франции (Анет Вевёрка, С. Кларсфельд и др.), Чехословакии (М. Карны). Из европейских государств, затронутых Второй мир. войной, Советский Союз, где погибло ок. 2 млн евреев, менее всех был полем изучения Ш.: даже собранные В.*Гроссманом и И. *Эренбургом в 1945-46 свидетельства о Ш. («Чёрная книга») изданы только в 1990 (Литва) и 1991 (Украина). Благодаря чётко работавшей бюрократии нацистской Германии, материалам послевоенных судебных процессов и свидетельствам многих участников событий Ш. - одно из наиболее документированных историч. явлений. Тем не менее сложность и многогранность проблематики Ш. делают её ареной постоянной полемики. Расходятся мнения о количестве уничтоженных евреев. Даже при определении числа жертв Освенцима, где вёлся частичный учёт узников, называются цифры в 4 млн. (Нюрнбергский процесс гл. военных преступников, 1946), 2-3 млн (данные лагерных эсэсовцев П. Броада и Ф. Энтресса), 3,8 млн (чехословацкие учёные О. Краус и Э. Кулка), 1 млн. (Р. Хилберг), 2 млн. (Люси Давидович, М. Гилберт), 1,1-1,5 млн. (Ф. Пипер, Польша), 1,4-1,5 млн (Г. Веллерс, США и И. Бауэр, Израиль). Тем более невозможно установить число жертв при массовых казнях, охватывавших наряду с местным евр. населением множество неучтённых жителей соседних районов. Меры секретности при осуществлении «окончат. решения» евр. вопроса, недостаток статистических данных, например, о количестве евреев, погибших в процессе бегства с оккупир. территорий или евреев-военнопленных, убитых по расовым мотивам, а также многолетнее замалчивание Катастрофы в СССР усложняют уточнение масштабов Ш. Сравнение численности евреев в европ. странах до и после войны, проведенное в 1949 *Всемирным евр. конгрессом, привело к выводу, что количество исчезнувших евреев 6 млн. чел.; это подтверждается и в Приговоре Нюрнбергского процесса главных военных преступников и А.Эйхманом, и большинством участников междунар. совещания учёных по вопросам статистики Ш. (Париж, 1987), где обсуждались цифры от 4,2 млн.(Г. Рейтлингер) до 6 млн. (М. Маррус и др.). Л. Поляков приводит германские данные времён войны, на основании которых с учётом демографических последствий расовой политики (падение рождаемости среди преследуемых евреев и уничтожение детей) он оценивает общие потери евр. народа примерно в 8 млн. Германский учёный Р. Руммель в 1992 опубликовал демографич. данные, согласно которым он оценил число погибших евреев от 4204000 до 7000000, посчитав наиболее вероятной цифру 5563000. Холокост как религиозная проблема – ещё один узел спорных тем, много лет обсуждаемых учёными, как еврейскими (Э. Беркович, Г. Гринберг, И. Гринберг, С. Кац, И. Мейбаум, М. Прагер, Р. Рубенштейн, Э. Факенхайм, А. Фридландер), так и христианскими (Ф. Литтель, Розмари Р. Ройтер, А. Экардт). По некоторым вопросам господствующая в науке и обществе точка зрения с годами претерпевала резкие изменения. Так, участие евреев в самоуправлении гетто долгое время клеймилось как коллаборационизм и даже предательство, но с появлением работы И. Транка «Юденрат» (1972), исследований А. Вайса, Л. Доброшицкого, Д. Михмана и др. выявились многочисленные случаи подвижнического противодействия нацистским властям руководства еврейских гетто и даже сотрудников евр. полиции. Подобным же образом колебались оценки еврейского сопротивления от упрёков погибшим без борьбы «как овцы на бойне» до преувеличения роли еврейских подпольщиков и партизан. Потребовались годы работы историков, в том числе И. Гутмана, И. Кермиша, Я. Робинсона, Ш. Холавски, чтобы придти к объективной оценке как героизма бойцов, так и покорности беспомощных жертв. До настоящего времени не утихают дискуссии об отношении ИШУВА (евреев Эрец-Исраэль) к Ш. Малочисленный (менее 0,5 млн. чел.) и нищий, подчинённый английск. администрации и окружённый враждебными арабами ишув находился в двусмысленном положении: борьба за будущее государство евреев требовала противостояния британским властям с их антиеврейской политикой, а война Англии против Германии вынуждала быть безоговорочным союзником англичан. В 1941-42 гитлеровск. войска (Африканский корпус) после успешного наступления на Бл. Востоке оказались поблизости от ишува. Одновременно возросла угроза со стороны соседних Сирии и Ирака. Еврейское поселение оказалось в смертельной опасности. Только победа английских войск под Эль-Аламейном (23.10.1942) дала ишуву передышку и возможность обратить более серьёзное, чем прежде, внимание на страшную реальность Ш. Население ишува, в большинстве своём тесно связанное личными контактами с евреями Европы, тем не менее не доверяло доходившим оттуда сведениям о Катастрофе: они казались преувеличенными. Руководители ишува не хотели ни «поддаваться панике», ни обострять отношений с англ. властями, чьи политич. интересы требовали не отличать судьбу европейских евреев от обычных военных тягот гражданского населения. Лондон в пропагандистских целях желал откреститься от нацистского обвинения, будто он воюет за евр. интересы, а кроме того, англичане сохраняли баланс евреев и арабов в Палестине – в итоге с 1939 Англия перекрыла сюда путь беженцам. Контрмеры ишува сводились к безуспешным уговорам властей и к столкновениям с ними при организации нелегальной иммиграции евреев. Даже проведение демонстраций по поводу Ш. грозило ответными выступлениями арабских погромщиков. Всеобщее непонимание смертельного исхода еврейской судьбы в нацистских руках (несмотря на откровения гитлеровской пропаганды ещё с 1920-х гг.) разделялось и руководством ишува до нападения Германии на СССР летом 1941. Массовые расстрелы, а затем работа «промышленности смерти» в концлагерях обнажили безысходность положения евреев. Ишув начал действовать в помощь погибающим: создали оперативные центры в Стамбуле и Женеве (1942), Комитет спасения (янв. 1943), собирали деньги и отправляли посылки в оккупированные страны, руководство ишува обращалось к народам и правительствам стран-союзников, пыталось вести переговоры с нацистами о спасении евреев Румынии и Словакии (1942), о вывозе в Палестину 29000 детей (1943, англичане сорвали этот план), об обмене 1 млн. евреев на 10000 грузовиков и др. имущество (1944, см. Р.Кастнер), организовывали нелегальную эмиграцию. Но эти мероприятия не могли дать сколько-нибудь заметного результата ввиду их недостаточной организации, экономической слабости ишува, отсутствия поддержки союзных государств и бездействия евр. общин свободного мира, боявшихся спровоцировать вспышку местного антисемитизма, а также из-за внутренних распрей и недооценки масштабов Ш. В 1942-1944 в Палестину нелегально эмигрировало меньше 6500 чел. Наиболее известная акция помощи – заброска из Палестины на оккупированные территории 27 добровольцев для моральной поддержки местных евреев и организации их спасения (см. Х. *Сенеш, Э.*Серени) - оказалась малоуспешной, несмотря на героизм и самоотверженность участников. Реакция ишува и мир. еврейства на Ш. – «одна из самых серьёзных проблем современной евр. историографии» (И. Бауэр). Её исследуют изр. историки И. Гелбер, Далия Офер, Дина Порат, Т. Сегев, И. Слуцкий, А. Шапиро, англичанин У. Лакер, американцы А. Морсе, Х. Фейнгольд, С. Фридман и др. Взаимоотношения евреев и неевреев во время Ш. – тоже вопрос сложный и деликатный. В послевоенные годы противоборствовали два крайних представления: одно об изоляции и обречённости евреев среди враждебного населения, где помощь евреям была исключением из общего правила; второе – полное оправдание нееврейского окружения, которое якобы делало для евреев всё, что только было возможно. Исследования Дж. Морли, М. Палдиеля, М. Пенковера, Х. Рауткаллио, Нехамы Тек, Хелены Файн, Р. Хилберга и др. подтвердили общую справедливость соображения, высказанного Э. *Рингельблюмом по отношению к Польше ещё во время войны: основная масса нееврейского населения, озабоченная собственным выживанием, была к судьбе евреев равнодушна, спасители евреев составляют очень малую долю европейцев, а число пособников убийц хоть и невелико, но несоизмеримо больше, чем спасителей (особенно на территориях Польши и СССР). Самой нашумевшей работой стала книга амер. историка Д. Гольдхагена «Добровольные палачи Гитлера: рядовые немцы и Катастрофа» (англ., 1996) о психологич. и социальном феномене добровольного и массового участия нем. народа в убийстве евреев. Этот шокирующий многих немцев взгляд обсуждался в разл. странах, но особенно бурно в Германии, где степень немецкой вины была предметом «войны историков» ещё в 1980-е гг., когда столкнулись «функционалисты» М. Брошат, Э. Нольте и А. Хилгрубер, полагавшие, что «оконч. решение евр. вопроса» в его убийственном воплощении родилось в процессе развития нацистской системы насилия как средства противостояния врагам гитлер. гос-ва, и «интенционалисты» В. Бенц и Э. Йекель, которые отказывались от подобных попыток оправдать Ш. и утверждали, что уничтожение евреев было изначальной целью (лат. intention – «цель») нацизма. Последних поддержали Г. Моссе и К. Броунинг (США), а затем С. Фридландер (Израиль). Развивая взгляды «функционалистов», Э. Нольте опубликовал работу «Между мифом и ревизионизмом? Третий Рейх из перспективы 1980-х» (нем., 1985), в которой, возложив ответственность за 2 мир. войну на СССР как инициатора агрессии и тотальн. уничтожения вообще, находит оправдания Гитлеру и его «решению евр. вопроса», ссылаясь на заявление Х.*Вейцмана в нач. войны о том, что евреи, будучи частью демократич. мира, вместе с последним должны воевать против гитлеризма. Оппонентами Э. Нольте выступили Ю. Хабермас (Германия) и И. Гутман (Израиль). Стремления уменьшить вину Германии оказались созвучны антисемитскому ревизионистскому желанию вычеркнуть Ш. из памяти народов. Отрицание Катастрофы, строго говоря, началось ещё в период действия нацистск. властей: вначале с помощью строгой секретности мероприятий, употребления маскирующих терминов (напр., «акция» или «спец. обработка» вместо «уничтожение» и т.п.), а в конце войны путём ликвидации следов массовых убийств. Позднее развитие неофашизма и желание обелить нацистское прошлое привели к расширению ревизионистской пропаганды, в которой первоочередные усилия, естественно, направляются на замалчивание Ш., уменьшение его устрашающих масштабов, а то и полное отрицание. Пользуясь трудностями подсчёта числа жертв Ш., облыжно обвиняя историков и исследователей в недобросовестности и нечестности, ревизионисты объявили ложью сведения о миллионах убитых, снизили их количество до десятков тысяч, погибших якобы «естественной» смертью от болезней и тягот войны, а в конце концов провозгласили мифом и саму Катастрофу (Р. Фориссон, Франция, А. Батц и Ф. Лойхтер, США, Э. Зундель и Дж. Кеегстра, Канада... Способы «изъятия» Ш. из истории варьируются. Одни ревизионисты утверждают, что Ш. – выдумка сионистско- коммунистической пропаганды для очернения идеологических противников и вымогания сионистами денег. Здесь парадоксально сводятся воедино коммунисты с их заклятыми врагами – сионистами. Другие заявляют, что евреев убивали на местах без ведома руководства нацистов (согласно Д. Ирвингу Гитлер до 1943 вообще не знал об истреблении евреев и следовательно не был виновен в планировании убийства, а заодно и в создании лагерей уничтожения); таким образом Ш. превращается в одну из «издержек» войны. Третьи идут окольным путём, подрывая веру в признанные факты и дискредитируя свидетелей: напр., выражается сомнение в законности Нюрнбергского судебного процесса главных военных преступников, в достоверности документов, в честности мемуаристов и т.д. Четвёртые – и это было характерно до 1990-х гг. для пропагандистов стран Вост. Европы во главе с бывш. Сов. Союзом – обходили Ш. молчанием. В посл. годы, когда после недолгого ослабления юдофобии в Вост. Европе она снова проявляет себя, местные неофашисты, особенно в России и Украине, активно подключились к отрицанию Ш. В своих ревизионистских публикациях они, не внося ни новых идей, ни тем более новых фактов, ограничиваются цитированием западных источников, иностранное происхождение которых делает их более убедительными для определённого круга читателей. По мере удаления от времени Ш. и исчезновения очевидцев пропаганда ревизионистских взглядов усиливается и за счёт расширяющегося участия в ней арабских стран, заинтересованных в подрыве престижа сионизма и особенно гос-ва Израиль, и благодаря широкому использованию современных средств информации (телевидение, Интернет). Например, Национальный Альянс – неонацистская организация США, действующая в половине амер. штатов и активно отрицающая Ш., имеет в своём распоряжении еженедельное получасовое радиовещание на 9 станциях и один из самых совершенных сайтов в Интернете. Невероятность масштабов убийства и его жестокости на-руку ревизионистам: молодому поколению трудно поверить в реальность Ш. С др. стороны активность «разоблачителей сионистской лжи о Катастрофе» иногда играет парадоксально положительную роль, привлекая внимание молодёжи к Ш., к его трагическому опыту. Диапазон оценок значимости Ш. огромен: в «Истории 20 столетия», выпущенной Оксфордским ун-том (англ., 1998), Холокост занимает менее 1 стр. из 458, причём указано, что вместе с евреями уничтожали неевреев, а в то же время римский папа Иоанн-Павел II назвал 20 век «веком Шоа – безжалостной попытки истребления евреев» (Обращение к евреям Австралии, 1986). Аналогично разнится реакция мировой культуры на Ш.: от антисемитских разоблачений «сионистского мифа о Ш.» и замалчивания Катастрофы целыми гос-вами (из них наиболее значителен был СССР) до бурного всплеска в литературе и искусстве. Началом отражения Ш. в культурном мире можно считать произведения-пророчества 1920-1930 гг., предвестники Катастрофы, например, описание грядущего масс. уничтожения евреев у И. Эренбурга («Хулио Хуренито», 1921), предсказание Т. Манном краха христианской цивилизации («Дух и сущность нем. республики», 1923), антинацистская графика Д. Хартфилда или картины М. Шагала «Одиночество» и «Падший ангел». В тот же период являет себя, гл. образом в Германии, контркультура, предваряющая Ш., готовящая массовое сознание к грядущему разгулу ненависти: книги А. Гитлера «Моя борьба» (нем., 1924-1927), А. Розенберга «Миф 20 века» (нем., 1929), нем. перевод «Протоколов сионских мудрецов» (1919), речи гитлеровск. соратника Й. Геббельса и т.п. С началом и в процесе Ш. антигуманистическая пропаганда усилилась: театральный успех имела пьеса Х. Йоста «Шлагетер» (нем., 1933) со знаменитой фразой, ошибочно приписанной Геббельсу: «Когда я слышу слово «культура», я хватаюсь за пистолет»; к 1938 набрал полумиллионный тираж журнал «Дер Штюрмер» («Штурмовик»), выходивший с постоянным лозунгом «Евреи – наше несчастье» и антисемитскими карикатурами популярного Ф. Руппрехта. Ещё больший эффект производило киноискусство: документ. фильм Лени Рифеншталь «Триумф воли» (1934) и квазидокументальный «Вечный жид» Ф. Рипплера (1940), худ. юдофобские фильмы «Роберт и Бертрам» (реж. Х. Церлет, 1939), «Линен из Ирландии» (Х. Хельбиг, 1939), «Ротшильды» (Э. Вашнек, 1940) и особенно «Еврей Зюсс» (В. Харлан, 1940) который были обязаны просмотреть все члены СС. В Вене после сеанса «Еврея Зюсса» группа подростков затоптала на улице еврея. В некоторых городах Польши накануне ликвидации гетто этот фильм показывали местному населению, чтобы предупредить акты помощи евреям. В годы Ш. вопреки расхожему присловью о молчащих музах и гремящих пушках выстрелы и расстрелы не заглушили голосов участников событий. В первую очередь это творчество подневольных евреев, большей частью подпольное. Их произведения противодействовали разлагающей и убийственной атмосфере оккупации, а сегодня играют важнейшую роль документальных свидетельств Ш. Легальная интеллектуальная жизнь налаживалась евреями в гетто и даже лагерях при любой возможности. Образовательные курсы, кружки, спектакли, выставки, выступления актёров, литераторов, детских ансамблей… Не только в Терезине, где немцы в пропагандистских целях поощряли искусство евреев, но и в концлагерях иногда удавалось создать театры, подобные «Кацету» С. Федера в Берген-Бельзене. В концлагерях существовали оркестры заключённых, самый большой, освенцимский, насчитывал до 120 музыкантов. Известны сочинённые в лагерях «Танго смерти» (Яновский лагерь), симфонические произведения А. Абрахамсона (Дранси), П. Хайда (Дахау), терезинских композиторов Х. Караса, Г. Клейна, В. Ульмана, Эдельштейна. В антологии «Песни гетто и лагерей» (Нью-Йорк, 1948) собрано 236 песен, среди них «Песня партизан» Х. Глика (гетто Вильнюса), «Эс брент» («Горит») М. Гебиртига (Краков), «Штилер, штилер» («Тише, тише») 11-летнего А. Тамира-Волковыского на слова Ш. Качергинского (Вильнюс). Во всепожирающем пламени Ш. сгорели бесчисленные рукописи и творения искусства, но сохранились созданные в подполье симфоническая поэма А. Финци (Италия), картины Ф. Нусбаума (Бельгия), рисунки детей Терезина и тамошних художников Ф. Блоха, К.Флейшмана, Б.Фритты, Л.Хааса, поэма «Песнь об убиенном еврейском народе» И.Каценельсона (Польша-Франция), дневники Я.Корчака, стихи А.Суцкевера и В. *Шленгля, эссе З. Калмановича, роман И.*Перле «Наш скудный хлеб» и мн. др. Вынырнуло из пепла 315 стихотворений на идиш 90 авторов из более, чем 40 мест Вост. Европы. Среди современников – литераторов Польши, находившихся вне гетто и лагерей: Мария Канн, выпустившая нелегальную брошюру «На глазах у мира» о гибели Варш. гетто (пол., 1943), эмигранты В. Броневский, А. Слонимский, Ю. Тувим и др. Художники, фронтовые кинооператоры и корреспонденты оставили бесценные свидетельства о войне и гибели евреев: кинохронику и док. фильмы («Майданек – кладбище Европы», реж. А.Форд, Польша, 1944; «Клоога – лагерь смерти», реж. С.Якушев, СССР, 1944 и др.), фотографии уцелевших узников и мест уничтожения, очерки В. Гроссмана и И.Эренбурга, стихи И.Сельвинского, рисунки З. Толкачёва (все СССР) и т.п. В послевоенные 10-15 лет деятели культуры открывали для себя шокирующие факты Ш. и пытались осмыслить их художественными средствами, иногда достигая выдающихся результатов: роман Р. Мерля «Смерть – моё ремесло» (франц., 1952), картина П. Пикассо «Гробница» (1945), стихи Нелли Закс и П.Целана, кантата А. Шёнберга «Уцелевший из Варшавы» (1947), фильм «Пограничная улица» (реж. А.Форд, 1948) и др.. С годами анализ Ш. становился всё глубже. Переломным в реакции на Ш. был процесс А. Эйхмана. Крупнейший после Нюрнбергского процесса главных военных преступников и целиком посвящённый Ш., он высветил Катастрофу в ошеломляющих подробностях, которые потребовали от деятелей культуры вглядеться не только в социальные и политические обстоятельства 20 века, но и в потёмки человеческого сознания. Ш. – событие судьбоносное для всей современной цивилизации – пронзило всю её культуру. Темы Ш. звучали не только в контексте еврейского существования или в связи с современными ему историческими явлениями - они пробивались и в худ. произведениях, казалось бы, далёких от времени и проблематики Катастрофы, как, например, роман Р. Гари «Всё впереди» или музыка А. Шнитке. Не только крупнейшие явления Ш.(Освенцим, Варшавское гетто), но и сколько-нибудь заметные его частности нашли своё воплощение в литературе и искусстве: бегство евреев от нацизма (фильм «Путешествие обречённых», реж. С. Розенберг), покушение Г.Гриншпана на германского дипломата в Париже (муз. М. Типпета), расстрел в Бабьем Яре (стихи Е. Евтушенко), подвиг Я. Корчака (пьеса Э. Сильвануса). Отдали дань Ш.: в литературе и театре Ю. Бекер, Г. Бёлль, П.Вайс, Г.Грасс, Анна Зегерс, Р. Хохгут (Германия), Ш.Агнон, А.Аппельфельд, Лея Гольдберг, У.-Ц. Гринберг, Ка-Цетник, И.Собол (Израиль), П.Леви (Италия), Е. Анджеевский, Т.Боровский, Т.Ружевич (Польша), В.Гроссман, П. Маркиш, И.Эренбург (СССР), С.Беллоу, Э.Визель, Б.Маламуд, А.Миллер, А.Суцкевер (США), Р.Гари, Ж.-П. Сартр, Ж.-Ф.Стейнер (Франция), М.Фриш, Ф.Дюренматт (Швейцария); в изобразительном искусстве Д. Манцу (Италия), Ж.Липшиц, П.Пикассо, М.Шагал (Франция); в музыке А.Шёнберг (Австрия), М. Теодоракис (Греция), К. Пендерецкий (Польша), М.Вайнберг, Д.Шостакович (СССР); в кино В.Шлёндорф (Германия), Р.Бенини, Дж.Понтекорво, В.Де Сика (Италия), А.Вайда, А.Мунк, Ванда Якубовска (Польша), Р.Кармен, М.Ромм (СССР), С.Крамер, С.Спилберг, Б.Фосс, Ф.Циннеман, А. Шварцман (США), А.Рене, К.Ланцман, Ф.Трюффо, (Франция), Л. Мнячко (Чехословакия); на телевидении М.Дарлов, Д.Куртис (США), и др. Послевоенные исск-во и лит-ра, обескураженные беспримерностью Ш., часто оказывались бессильными адекватно отобразить его привычными средствами. Перефразируя известное выражение Т. Адорно, «стихи после Освенцима не пишутся». Дневники узников гетто поражают воображение сильнее, чем самая блестящая проза, например, «Последний из праведников» А. Шварц-Барта (франц.); талантливейший худ. фильм «Магазин на площади» (реж. Я. Кадар и Э. Клос, в гл. роли И.Каминская, 1965) уступает по силе воздействия документальному «Шоа» К.Ланцмана (1985). Успех худ. фильма «Корчак» (1990) во многом определился тем, что реж. А.Вайда имитировал документальность. Поиски выразительности, способной уравнять худ. произведения с документальными свидетельствами, привели к созданию характерной стилистики. Это использование в литературе и театре притч, фантастики, гротеска; в изобр. искусстве - библейских и мифических сюжетов (страдающий Иов в скульптурах Н. Рапапорта и И.Местровича, Прометей или Давид и Голиаф у Ж. Липшица, распятый Иисус в работах О.Панкока и М.Шагала, жертвоприношение Ицхака у С. Бака, Н. Безема, Л. Баскина), а также новой символики (скелеты и трупы Н.Глида и Б.Шахна, крематорная труба Эльзы Полак, лабиринт Ф.Хундертвассера, колючая проволока И.*Тумаркина). Показательна национальная специфика отражения Ш. в разн. странах. В большинстве государств «свободного мира», включая США и Израиль, деятели культуры осознают вину своих стран за предательство евреев на заклание. Отсюда и подчёркивание помощи, оказанной евреям (образ Х. Сенеш в литературе и театре Израиля, книга свидетельств о спасении евреев в Польше «Тот с отчизны моей», пол., 1966), и самобичевание («Каждый из нас преступник: еврейская кровь падает на все наши головы» - Ж.-П. Сартр, «Размышл-я по евр. вопросу», франц., 1946). В США - культ хеппи-энда. «Дневник» А.*Франк и пьеса на его основе имели успех, по мнению амер. критиков, лишь благодаря отсутствию сцен убийства и подчёркиванию одной из заключительных фраз героини: «Всё будет хорошо». Не случайно наиболее популярным амер. фильмом о Ш. оказался не замечательный «Нюрнбергский процесс» реж. С.Крамера (1961) и даже не почти 10-часовой телевизионный «Холокост» (реж. М. Хомский, 1978), а «Список Шиндлера» С.Спилберга (1993). Оптимистическому мироощущению амер. общества импонирует не мрак страдания, а светлая героика выживания, актуальная для страны эмигрантов с их трудным опытом приспособления к новой среде – здесь смыкаются многие проблемы борьбы за существование при смертельной опасности или во враждебном окружении. Соответствующие сюжеты и вычленяются из Ш. В Израиле, где эмигрантский опыт США повторяется, дополнительно трагедизируясь войнами за право на жизнь, естественно, чаще обращаются к теме еврейского сопротивления. Здесь и отрицание прошлого «жалкого галута» острее, и чувство вины за неучастие в судьбе гибнущих евреев во время Ш. много сильнее, - в результате ещё больше внимание к поэтике борьбы (книги-воспоминания участников сопротивления, монументы борцам Н. Рапапорта, стихи А.Ковнера). Лишь в последние годы положение стало изменяться: в погибших людях рассмотрели не «овец на бойне», а страдальцев и подвижников (памятник «Близнецы Аушвица» Ханны Фейзер, телефильм «Дело Кастнера» реж. У.Барабаша). В Германии – инициаторе Ш. сегодняшнее чувство ответственности за него усиливает мотивы раскаяния, отсюда и значительное место темы Катастрофы в системе образования, и повышенное внимание к увековечению памяти о Ш... Тем же определяются попытки найти причины Ш. в политико-экономич. обстоятельствах или глубинах социальной или индивидуальной психологии, что позволило бы уменьшить тяжесть немецкой вины. Польша – эпицентр Ш., страна лагерей смерти. Здесь превалирующее значение обрела тема страдания, освещаемая с бескомпромиссной и безжалостной откровенностью (Т.Боровский, «Прощание с Марией», пол., 1948), Северина Шмаглевска, «Дымы над Биркенау», пол., 1960 и др.). Вынужденная корёжиться под прессом господствующей коммунистической идеологии с её антисионизмом-антисемитизмом польская культура тем не менее во всём восточно-европейском «социалистическом лагере» представляла Ш. наиболее ярко и подробно. В СССР (как и в большинстве подчинённых ему «соцстран») Ш. как бы не существовало. Недолгий период редких послевоенных публикаций (в осн. воспоминаний вроде «Восстание в собибуровском лагере» А.Печерского) оборвался в конце 1940-х. Евреи почти исчезли с культурной карты «победившего социализма», растворясь в безымянных «жертвах фашизма» неопределённой нац. принадлежности. Произведений, в которых звучала тема Ш., за послевоенные сорок лет в СССР появилось ничтожно мало, из них наиболее известны книги И.Эренбурга, стихотворение Е. Евтушенко «Бабий Яр» (1961), романы А.Кузнецова «Бабий Яр» (1966), И.Мераса «Ничья длится мгновение» (1963), А.Рыбакова «Тяжёлый песок» (1980), док. фильм М.Ромма «Обыкновенный фашизм» (1968), 13 симфония Д.Шостаковича (1962). Только в 1990-е гг. падение коммунист. режима позволило проявиться (наряду с антисемитизмом и неофашизмом) либеральным тенденциям, которые открыли дорогу в свет теме Ш. в стихах А.Галича и Б.Слуцкого, романе В. Гроссмана «Жизнь и судьба», в «Реквиеме» М.Вайнберга, фильме «Дамский портной», (реж. Л. Горовиц) и др., что однако совершенно несоизмеримо ни с масштабами Ш. на территории СССР, ни с прорывающимся сейчас местным нацизмом. Краткая Еврейская Энциклопедия, том 10, кол. 265-278, Иерусалим, 2001
|