Александр ШАПИРО
В цветущих акациях город
Заметки о книге Аб Мише (Анатолия Кардаша) «У чёрного моря»
Поезд в Одессу из нашего города прибывал рано утром. Радостно выплёскивался поток пассажиров на привокзальную площадь в предвкушении отдыха.
Все смотрели на синее небо, уже брызгавшее первыми лучами солнца, которые вперемежку с людьми спешили к троллейбусам, а ещё дальше – трамваям.
Переполненные, устремлялись они к зонам отдыха, пляжам, морю! И уже спешащий на работу одессит, выдирая ногу из-под тяжёлого чемодана, кричал
его хозяйке: «Чтоб тебе так было, как ты приехала!». А старичок в парусиновой шляпе у окна тут же разъяснял смущённой женщине: «Мадам, не надо
удивлений, Одесса – это что-то особенного».
Спустя много лет я снова окунулся в атмосферу этого прекрасного, неповторимого города, читая книгу Аб Мише «У чёрного моря» (Иерусалим,
«Лира», 2004г.) Тёмно-серое смотрело оно на меня с глянцевой обложки, где у самой линии горизонта предгрозовой свет лежал на его глади, готовой
вот-вот вспениться волнами, разбушеваться, как и сама жизнь. Сразу почувствовал густую соль повествования, насыщенного, как бочка сельдями на
одесском рынке - Привозе, фактами и событиями, горечью и ароматом – описанием истории еврейской Одессы от зарождения до её крушения...
Одна за другой стали накатывать волны свежести и глубины прозы, поражая объёмом информации, сочетанием документалистики и литературы, её
первоисточников, юмора и неологизмов.
Появились словесные жемчужины: «украиноевреи», «экипаж грузинистого лайнера», «водослёзокровепад», «сколькотоюродный племянник».
Встрепенулись «развёрстые одесские уши», которые услыхали, как «проклюнулся одесский Привоз» и «колыхался расплав Средиземного моря»...
Запел Леонид Утёсов щемящую песню «У Чёрного моря» на слова Семёна Кирсанова, рассыпалась гроздь цитат по всей книге: А. Пушкин, А.
Куприн, К. Паустовский, В. Жаботинский; сотрудники знаменитой в 20-е годы газеты «Моряк»: Бабель и Юшкевич, Катаев и Шенгели, Багрицкий,
Славин, Гехт, Соболь... Возможно ли перечислить всех?
«В Одессе почти половина интеллигенции были евреи. Знаменитая одесская юго-западная школа в литературе чуть не вся из еврейских имён», -
отмечает Аб Мише.
Чтение истории города с момента его возникновения не просто интересно, оно захватывает обилием фактов, комментариев, высвечивая уже
известные события яркими литературными мазками: «Повезло Одессе с Великой Французской революцией: она вытолкнула в эмиграцию, на русскую службу
не один мусор дантесов но и блестящих созидателей столицы Новороссийского края». Перед нами целая плеяда имён, без которых невозможно
представить Одессу: Екатерина Великая, де-Рибас, А. Ланжерон, дюк де Ришелье, граф М. Воронцов, генерал-адъютант А. Строганов и другие.
В 1795 году в городе жило 246 евреев, примерно десятая часть его населения, построена первая синагога.
В 1910 г. евреев уже треть горожан. Две трети медиков, больше половины юристов, 80 процентов крупных купцов – евреи. Появляются общинные
благотворительные заведения: Сиротский дом, больница, по количеству учреждений народного образования (289) Одесса уже на первом месте в России.
С этого времени во всём она старается вырваться, опередить других. И первый еврейский погром в стране прошёл именно тут в 1821 году.
Это не помешало росту Хаскалы – Просвещения и мечте о духовном первенстве. «Одесса будет для России тем, что Берлин для Европы»,- мечтал в
1880-е годы одесский деятель М. Моргулис.
Однако «в огне погромов 1881 года выпарились многие надежды русских евреев». До 1914 года утекут из страны за океан три миллиона еврейских
беженцев. А пока знаменитый еврейский врач Леон Пинскер публикует в Берлине свою «Автоэмансипацию» (1882) – провозвестницу сионизма. С ним же
связаны и имена других одесситов: Меира Дизенгофа – будущего первого мэра Тель-Авива и Владимира Жаботинского, известного журналиста, писателя,
одного из лидеров сионизма.
Социализм соблазнил Льва Троцкого, молодого одессита, но ведь именно в этом городе возник первый в стране «Южно-Российский союз рабочих»,
действовала террористическая организация «Народная воля», члены которой дважды пытались убить царя.
Революция 1917 года всколыхнула еврейскую Одессу довольно круто. «Прославил» себя убийством германского посланника графа Мирбаха при
посольстве России бывший ученик ешивы Яков Блюмкин. В городе, где представители сионистов и «Бунда» составляли большинство в правлении
еврейской общины, издавались газеты и журналы на русском и идиш, книги на иврите, действовали спортобщество «Маккаби», музыкальное «Ха-Замир»,
киностудия «Мизрах». Но уже совсем скоро советская власть объявила иврит «реакционным языком», иудаизм – мракобесием, все еврейские
общественные организации, партии и движения подверглись гонениям. В 1925 г. известная Бродская синагога была превращена в клуб.
В эти же годы начинают культивировать «пролетарскую культуру идиш». И снова Одесса впереди. На идиш работают школы, педтехникум, факультет
университета, театр, печатают периодические издания, говорят во многих учреждениях... К концу 1930-х годов исчезает и эта культура, закрываются
последние синагоги.
Аб Мише рассматривает судьбу евреев Одессы не только глазами исследователя, но и своего героя – Шимека, через его детство, семью,
ближайшее окружение, постепенно вводя их в многоярусный сюжетный замысел.
С улицы Лейтенанта Шмидта, истории её переименований началась для него живая история города. Он узнал, что прежде она называлась Тюремной,
так как на ней находилась тюрьма, где были казнены народовольцы Халтурин и Желваков. Потом тут разместилась Земская управа и улица стала
Земской. Позже стала носить она имя революционного подвижника, славного морского лейтенанта.
На этой же улице, от сестрички Риммочки, услыхал и я одну из версий названия города.
- К Екатерине Второй, - рассказала она, - пришёл чиновник и доложил, что видел большую и удобную бухту на Чёрном море, где можно основать
город, потому что там много воды – «ассе до» (по-французски).
- Так тому и быть, - ответила Екатерина, а назовём его... Одесса, перевернув эту фразу наоборот.
Рос мальчишка, мечтатель и романтик Шимек вместе со своими радостями и печалями. Любил играть с собакой Томкой, помесью лайки со шпицем,
кошкой Васькой и кенарем – птичкой, жившей в настоящей клетке-дворце. Рассказы о них в главе «Детство» ярки и впечатлительны.
Школа, игры на улице, друзья-товарищи. Какой восторг вызывали в это время папанинцы! А герои-лётчики Чкалов, Беляков, Байдуков! Мама с
утра до вечера на двух работах. Бабушка, всегда добрая, делившая последний кусок хлеба с внуками. Это от неё осколки идиша в памяти –
«мишигинер», «кецеле», имя её еврейское Эстер-Рохл тёплой памятью отзовётся в тяжёлые времена.
Что же тут особенного, всё как у всех в то время... Нет, не как у всех. «Ещё в полусознательном малолетстве Шимека родительски заботливая
сталинская власть изъяла из его жизни отца...» Об Абе, страшной его судьбе, идёт речь в разных главах, где личные воспоминания дополняются и
рассказами о нём.
Кажется, даже само имя, Аба, одинаковым обратным прочтением, возвращало его к своим истокам. Детство на Волыни, хедер (дядя был казённым
раввином), служба в царской армии, фронт Первой мировой, подполье, ЧК...
Чекист с «еврейским нутром» он изводил контру, а потом сам загремел в ГУЛАГ на 10 лет, как «подозреваемый в шпионаже». При аресте Аба
носил в петлицах два ромба, а вернулся с одной тяжёлой и увесистой алюминиевой ложкой, с подорванным навсегда здоровьем.
В 1956 году его реабилитируют, но «минуют годы жизни с Абой, и по его рассказам – «замечаниям из жизни»» - как по вехам, пройдёт
взросление Шимека, и высветится ему из дури советского вранья подспудная правда отечественного бытия».
Воскресное июньское утро 1941 года радовало хорошей погодой и скорой встречей с морем. Шимек с нетерпением подскочил к маме, которая
только вернулась с Привоза: « Идём, я так хочу искупаться!», но она как-то странно опустилась на стул и почти беззвучно произнесла: «Война».
Жизнь была перечёркнута бумажными лентами, которые скоро появились на оконных стёклах, поникла в тусклой желтизне подвальных лампочек
бомбоубежищ.
Шли тяжёлые бои, немцы приближались к городу, но ещё жила вера в «гуманное европейство милой Германии». И уважаемый доктор Гродский
говорил: «Бояться немцев? Смешно. Неужели они вычеркнут из городской жизни евреев? Пол-Одессы?..» Стали доходить слухи о зверствах фашистов,
появились листовки с призывами бить жидов и политработников.
Началась эвакуация населения морем. Что-то невообразимое творилось «в обеспамятевшем от страха городе, где все рвались в отдушину порта, к
сходням отходящих кораблей. Там бестолочь и круговерть...людской плач раздирает семьи, лязг цепей, рёв гудков. Грохот, визг, плач... Случалось,
срывались с трапа, теряли вещи, а то и ребёнка,,,»
Войне – её палящему, убийственному дыханию, жгущему насмерть, ранящему навсегда – посвящены многие страницы книги. Здесь Аб Мише
продолжает свою летопись Катастрофы, начатую в книгах «Черновой вариант» и «Посреди войны. Посвящения». Тщательно документированную,
просоленную кровью и слёзами её жертв для вечного хранения...
Перед нами Акты «Чрезвычайной Государственной Комиссии по расследованию зверств и злодеяний немецко-фашистских захватчиков», мы читаем
выдержки из свидетельств иерусалимского Мемориала Яд ва-Шем, воспоминания очевидцев тех страшных лет, рассказы о Спасителях евреев...
Акт 12, 23 июля 1944 года: «...при бомбардировке г. Одессы немецкой авиацией 23 июля 1941 г. в 2 часа ночи в дом по ул. Канатной угол
Ремесленной попали 2 бомбы. Убито 200 человек (мужчин, женщин и детей) фамилии которых установить не удалось...»
Выписки из именных Листов (анкет) на погибших одесситов:
Бронфман Исак, 1924 г.р., школьник, погиб при бомбардировке г.Одессы, 1941г.
Шварцман Яков, профессор-кардиолог, 50 лет, при эвакуации фашистская армия догнала на Кавказе, выкачали кровь у него для переливания
немецкому офицеру.
Дейч Белла, 1900 г.р. и Дейч Анна, 1920 г.р., заживо брошены в могилу, 1941 г.
Более 100 тысяч евреев оказались в оккупированном городе: кто не сумел выехать, а некоторые не захотели...
Из воспоминаний С. Сушона: «Румынские солдаты вошли в Одессу усталые, пыльные, в обмотках... Население встречало их с цветами...с
хлебом-солью. Оккупантов встречали! Мне это было совершенно непонятно...»
На следующий день после захвата города началась охота румын на евреев. Облавы и аресты, избиения, грабежи, насилия. Была собрана и
расстреляна первая группа еврейской интеллигенции – известные врачи и учёные с их семьями – 61 человек. «Арестовав, их, издеваясь и избивая,
водили по улицам города, для острастки евреям и на потеху антисемитам».
Тотальное уничтожение евреев только начинало набирать силу и новые инквизиторы решили испробовать огонь. На помощь пуле пришёл бензин. В
пригородном Дальнике тысячи людей загнали в четыре барака, каждый в 250-400 квадратных метров и подожгли.
В 6 километрах от города по Люстдорфской дороге стояли пустые артиллерийские склады. «В них тоже, залив бензин шлангами через окна, сожгли
несколько тысяч евреев. Двести русских заложников пригнали выискивать на обугленных останках драгоценности для румынских властей.» В акциях
принимали участие немцы из специальных истребительных частей, а опыт пригодился им впоследствии в других местах «окончательного решения
еврейского вопроса». Евреи Одессы и здесь были впереди...
Одесса была объявлена столицей Транснистрии – захваченной румынами территории между Бугом и Днестром, а её губернатором стал Георге
Алексяну. По его приказу евреев стали выселять из города. Создаются многочисленные гетто и концлагеря в Одесской области. Жизнь для людей
становилась в них настоящим адом. Огромная скученность в местах расселения: комнатах, шалашах, свинарниках. Приходилось спать и на голой земле
в морозы. Тиф, дизентерия, другие инфекционные заболевания; трупы и испражнения рядом; побои, унижения, издевательства, в которых принимали
участие местные полицаи; расстрелы по любому поводу – ежедневно уносили в могилы сотни евреев. Завершалось всё последующим поголовным
уничтожением оставшихся в живых узников.
Страшен пример Богдановки, живописного селения на реке Буг, где после войны насчитали 54 тысячи погибших таким образом людей.
Драматичны страницы книги, описывающие детей среди ужаса происходящих событий, их безысходное отчаяние, и ещё не осознанное, но
вынужденное восприятие того, что может лишить жизни.
Из воспоминаний А. Тетеревятниковой: «...мальчик запомнился мне очень, чернявенький, красивенький такой... плакал бедненький, кричал: «Я
не хочу быть евреем!..». «В помещении школы на Слободке, - рассказывает Р. Коркучанская, - классы были битком набиты людьми... Я приползла к
стеклянной двери, за которой стояли мальчики лет 8-12. Их лица были окровавлены и искажены от страха и страданий. Они плакали, кричали, просили
о помощи...». Этих ребят отняли у родных, многие из них потом умерли.
Абсолютная беззащитность охватила в те годы и животный мир. С каким сочувственно-психологическим пониманием относится к этому автор: «Кто
опишет судьбы кошек, собак, птичек, брошенных под рыдания неутешных детей или одиноких горемык, теряющих единственного наперсника,- бездомных,
бесхозных животин, одичавших, взбесившихся от военных страхов, от бомб и стрельбы, грома и пожаров, ставших пищей голодающему человеку, шапкой
мёрзнущему живодёру, мишенью веселящемуся солдату...
Утешься, однако, зверьё: людям – горше.»
Смотря каким людям. Для двуногих, оккупировавших город, жизнь и вовсе замечательной стала. Потому как без евреев. Фашистская «Одесская
газета» 13 декабря 1942 года восторженно писала: «Вошли в город румынские войска... И еврейский гвалт умолк. Одесса стала залечивать свои раны
и счищать многолетнюю советско-жидовскую грязь...»
В городе появилось сотни новых лавок и магазинов, торговавших награбленным еврейским добром. Оставленные евреями квартиры помогли многим
одесситам в решении жилищной проблемы. Открылись ночные рестораны, заработали бордели и театры. В кабаре пел П. Лещенко. Гудел Привоз,
грохотали трамваи, на звон лёгких денег слетались шпана, жульё и бандиты. Оживали традиции портового города.
Одессу просвещало пять газет и шесть журналов. Открылись Академия изящных искусств, консерватория, университет. В них обучалось несколько
тысяч студентов, которым разъясняли «величие» румынской науки и культуры. Появившиеся многочисленные публикации «доказывали», что Одесса, в
сущности, румынский город, что русская литература сложилась под румынским влиянием. Румынский язык ввели во всех школах и учреждениях,
запретили упоминание о Тарасе Шевченко, отобрали помещение Украинского театра, «жидовское зловоние замещалось чистым духом румынской культуры».
Окончательный итог «влиянию великой румынской культуры» подвела после освобождения Одессы, в январе 1945 года, городская комиссия. Были
уничтожены около 50 школ, в том числе и знаменитая музыкальная Столярского, разграблены музеи, клубы, библиотеки, квартиры. С еврейского
кладбища на камнерезательные предприятия Бухареста поступил 831 кубический метр мраморных плит. Не забыли вывезти почти 150 тысяч книг из
Областной библиотеки, дорогую мебель, меха, антикварные вещи, музыкальные инструменты, картины Рембрандта, Репина, Васнецова... Очистили от
реквизита, костюмов и нот Оперный театр, но заминировав, в панике бегства не успели его взорвать.
Ещё со школьных лет запомнился мне один из законов Ньютона: сила действия равна силе противодействия. Справедлив ли он к жизненным
ситуациям? Я всегда верил в это и потому стал искать подтверждения в описании сопротивления – действиях подпольщиков и партизан.
Из «Справки о состоянии проверки и изучения работы подпольных организаций и партизанских отрядов в городе Одессе» датированной 1944 годом:
«На третий день после вступления румыно-немецких оккупантов в г.Одессу секретарь подпольного Обкома КП(б)У Петровский был арестован
румынской контрразведкой...органами НКГБ установлено, что Петровский оказался предателем...
Второй секретарь Ильичёвского райкома Муха сбежал... Секретарь Платов оказался провокатором.
За день до вступления румын в город сбежал секретарь Кагановичского райкома Шелуха, забрав с собой все ценности, оставленные для
парторганизации.
Секретарь райкома Ворошиловского района Клочек никакой партийной работы не проводил... В октябре 1942г. оставил организацию на произвол
судьбы...»
Для подпольной работы в тылу врага было оставлено 190 коммунистов, многие из которых были преданы, арестованы и расстреляны. Часть сама
явилась на регистрацию в полицию. Ясно одно: подполье советскими властями создавалось совершенно бездарно.
«В неразберихе послефронтовой, в гебешном пылу разоблачительства поди разбери теперь, где тут правда, где напраслина...»,- пишет Аб Мише.
Не подтвердилась «напраслина» возведённая на Петровского, о чём говорят румынские документы. Схваченный жандармами, раненный, он более
трёх месяцев не давал никаких показаний на допросах, что спасло жизнь многим подпольщикам.
Так получилось, что Одесса – один из пяти советских городов, удостоенных звания «города-героя» за оборону, не проявила свой героизм при
оккупации... «Румыны горожанам показались слаще большевиков? Такого не может быть, потому что не может быть».
В 1970-м появилась книга «Одесская область в Великой Отечественной войне в 1941-1945гг. Документы и материалы». В ней рассказывается о
борьбе с врагом более чем четырёх тысяч партизан и подпольщиков. «Почти всё население Одесщины оказывало сопротивление оккупантам – сказано на
344 странице; не стыдно людям в глаза поглядеть», - иронизирует Аб Мише.
Действительно, распространялись листовки, вывешивались лозунги и Красные знамёна к праздникам, проводился саботаж. Подожгли заводской цех
и взорвали комендатуру на Маразлиевской. В городе и катакомбах воевал знаменитый партизанский отряд В. А. Молодцова-Бадаева, посмертно
удостоенного звания Героя Советского Союза. Из 73 его бойцов более 30 были евреи. Что же касается других данных, цифр и победных реляций, то
кто же мог сравниться в искусстве фальсификации с бывшими партийными историками...
Одесса всегда была интернациональным городом, а когда случались переклички жильцов в домах с их огромными дворами, то этому акценту,
говору, смеси языков мог позавидовать сам Вавилон.
Война разделила одесситов надвое: с одной стороны – евреи, с другой – все остальные. Теперь, чтобы превратить самые дружественные
отношения во враждебные, достаточно было только одного слова – «жид». Оно могло убить человека вместе с пулей, унизить, оскорбить. Превратить в
изгоя, парию, отверженного от других людей. Сколько было негодяев, сделавших его любимым, предававших своих друзей и соседей, становившихся
полицейскими, охранниками лагерей, расстреливавших евреев.
Но были и другие люди, разных национальностей, жившие по совести, честные, самоотверженные, для которых сама мысль о предательстве и
убийстве звучала кощунством. Для них главное было в самом человеке, его жизни, а не его расовой принадлежности. Их благородство не имело
границ. Они спасали евреев, зная, что подвергают смертельной опасности себя и свои семьи.
«Тихий служащий Борис Михайлович Коростовцев всю оккупацию скрывал в своей комнате двадцатипятилетнюю еврейку Иду Гасинскую». В этой
квартире проживали ещё три семьи, не любившие евреев...
Читаю рассказы о Спасителях, полные трагизма и самопожертвования, личные воспоминания этих людей, и думаю о том, что жизнь каждого из них
достойна романа.
Леонард Суворовский, поляк, подделал документы 14 евреям, переправив их национальность. Восьмерых из них он укрывал у себя в квартире.
Одна из спасённых им женщин рассказала, что шесть лет они с женой ждали ребёнка. Узнав, что она в положении, супруга опустилась перед мужем на
колени с просьбой прекратить укрывать евреев – если власти узнают об этом, расстреляют их всех. Он ответил: «Я не могу выгнать людей... не могу
не помогать... они тоже хотят жить».
Подробно описан подвиг Евгения Александровича Шевалёва, заведующего кафедрой психиатрии Одесского мединститута, спасшего несколько сот
евреев в городской психбольнице. В палатах под видом больных укрывались дети, военнопленные и другие люди. Помогали ему сын, 22-х летний
студент-медик Андрей и жена, доктор Евгения Никодимовна. Опасность не просто подстерегала их ежеминутно, а жила с ними рядом – в одном из
помещений больницы была расположена сигуранца... Учёный Е. А. Шевалёв в одной из своих философских работ писал: «Признание святости жизни
– это основа, первоисток морали. Отсюда вытекают, отсюда начинаются все моральные ценности... Только на основе уважения к любви и жалости к
жизни можно строить отношения к Божеству». Эти мысли привели его к подвижничеству. Е. А. Шевалёв признан Праведником Народов Мира в Израиле.
О чём думали и рассуждали другие Спасители евреев? Все они ходили на грани смерти, рискуя не только собой, но и жизнью своих близких.
Оберегая святость жизни – они сами становились святыми.
Имена всех Спасителей, упомянутых в книге, Аб Мише выделил в отдельный список, чтобы память об этих людях стала Памятником им. Всенародным
признанием и почестью от каждого из нас, потому что «Праведники поклона не ищут. Он – за нами».
А герой книги, Шимек, снова возвращает нас в события августа 41-го года, когда он с мамой и бабушкой трясся по просёлочной дороге в
эвакуацию. Вместительная трёхтонка ЗИС-5 увозила разных людей. Разморенные жарким солнцем не думали они, что уезжают надолго. Сколько может
продлиться война, два-три месяца, не больше... Об этом размышляла мама и, вдруг, голос полковника, сидящего рядом:
-Ошибаетесь, милая, очень ошибаетесь. Война наша на четыре года...
Вокруг голоса разные, выкрики: «Сколько? Вы с ума сошли!»
А он продлил чуть-чуть заминку и повторил: «Женщины, четыре года. Набирайтесь терпения»
Каким весомым оказалось это слово – терпение, как само предсказание, которое сбылось... И долговечным, первым словом на иврите, которое
запомнил Аб Мише, совершивший алию в Израиль: «Совланут» - терпение. Всё будет хорошо.
Видимо это так, потому что спустя много лет, уже в другом веке и даже тысячелетии, но таки довелось ему снова увидеть Одессу. Дух её не
угас и струится, бросается в глаза своими объявлениями и вывесками. Казино «Габриэла» и «Ройял Флеш», магазин канцтоваров «Герр Канцлер», лавка
косметики «Елисейские поля». На Привозе завлекает табличка «Точный вес».
Дерибасовская, порт, знакомые улицы, дворец в облупленной штукатурке, лотки с поделками, ласковые улыбки и настороженные взгляды –
дополняют путешествие по городу и своему прошлому.
Где же евреи? Сколько их ни повыехало в разные страны, а тысяч тридцать ещё осталось. Имеют свои общественные и религиозные организации,
школы, благотворительность и самодеятельность... Фамилии известных евреев появились в названиях улиц. Работают, учатся, торгуют – крутятся
одним словом. «Им остаётся уповать на грядущую братскую любовь соседей и донашивать своё прошлое», - грустит Аб Мише.
Есть ли будущее у тех, кто остался «музейной редкостью», кому не под силам было сорваться с насиженных мест, уйти от вернисажей и
концертов, семейных преданий и русского языка... Об этом и других перипетиях их судеб размышляет автор, но вывод его однозначен: «Исчезает
еврейская Одесса. На доме, где дворник Петро, вывозя в гетто старуху Розину, начертал крест в знак чистоты от евреев, сегодня я тот крест не
нахожу.
Но похоже, скоро его можно будет ставить на всей Одессе».
Много тем и коллизий наслоилось «У чёрного моря», а сколько неожиданных поворотов, отступлений... Что это: энциклопедический справочник,
путеводитель, психологическая повесть, мемуары, документальная хроника, сборник свидетельских показаний, рассказы о Спасителях, путевые очерки?..
Написанное сочным, живым языком, повествование захватывает и привлекает сплавом этой необычности, художественной силы, своей неприкрытой
правдой.
Появилась и разгадка псевдонима - Аб (Аба) Мише (Шимек) – замечательного писателя Анатолия Кардаша.
Интернет-журнал berkovich-zametki (Германия), № 3(52) - 2005
|