Евсей ЦЕЙТЛИН
ОТКУДА И КУДА
ИСПОЛНИЛОСЬ 70 ЛЕТ ИЗРАИЛЬСКОМУ ПИСАТЕЛЮ АБ МИШЕ
(АНАТОЛИЮ КАРДАШУ)
В начале девяносто второго года в Иерусалиме мела метель. Такой зимы не знали здесь лет сто. Пешеходы тонули в сугробах, машины выделывали
на дорогах пируэты, ураган легко надламывал пальмы. В те дни я читал рукопись, которая, как и метель, возвращала меня в Россию. На первой
странице стояло: Аб Мише, "Черновой вариант". Автором был недавний репатриант из Москвы — в миру его звали Анатолий Абрамович Кардаш.
Произведение это, не похожее ни на какие другие, имело и свою — необычную — судьбу. Рукопись еще не была издана отдельной книгой, но о ней
знали многие. Сначала "Черновой вариант" приобрел известность в "самиздате" потом — в отрывках — начал "гулять" по страницам российских и
израильских изданий. Наконец, знаменитый литературный критик Лев Аннинский опубликовал о рукописи(!) Аб Мише большую и, как всегда, яркую
статью в одном из московских журналов. Там были такие слова: "...огромное, фундаментальное исследование еврейского вопроса, затрагивающее все
области гуманитарного знания и все этапы тысячелетней диаспоры".
Признаюсь: мне трудно сейчас представить читателю произведение Аб Мише. Трудно передать дерзкий замысел автора. Начну с того, что сразу
бросалось в глаза и. конечно, удивляло, настораживало. Многие главы 'Чернового варианта" почти целиком состоят из ...цитат. Причем, иногда
эти выписки очень длинны — занимают по нескольку страниц, текут себе привольно, прерываясь лишь кратким (в одно-два-три предложения)
комментарием автора. Может быть. перед нами хрестоматия? — спрашивал я себя. Нет, это не так. Цитаты здесь совсем не нейтральны: порой
продолжая друг друга, они чаще спорят между собой. Книга-диспут? Однако и это не точно. Тем более, что нередко скрепляет цитаты не проблема,
идея, но какая-то ассоциация, не сразу понятная читателю, какой-то образ, промелькнувший в авторской памяти.
Однажды я догадался: Аб Мише написал исповедь. Да, исповедь, которая построена очень непривычно для нас. Автор нередко говорит с помощью чужих
слов, но выражает выстраданное, свое.
Наверное, кому-то покажется, что здесь есть противоречие между главной, сокровенной сутью этого повествования и его литературной
формой. Противоречия нет. Ведь перед нами — хроника "расследования" еврейской истории. Или даже так: дневник познания истории человечества
через призму еврейской судьбы. Субъективность взгляда не только не отменяет, но предполагает особую точность в изложении материала.
Конечно, "итоги" расследования как бы заранее известны, но Аб Мише должен был перепроверить их для себя. Не каждый решится, думал я; за
формулами ученых, цифрами, политическими программами, сбивчивостью писем — кровь. Аб Мише решился.
Почему и как он однажды пришел к мысли начать свое расследование? Ответ, по-моему, очевиден. Анатолий Кардаш, как и все мы, принадлежал к
"безмолвному" советскому еврейству. "Евреи молчания" — назвал когда-то свою книгу нобелевский лауреат Эли Визель, точно передав атмосферу
многолетнего существования миллионов соплеменников в СССР. Жили: забывая родной яpык, не зная традиций, теряя национальную культуру. Но, как
известно, исход из египетского плена регулярно повторяется в еврейской истории. Процесс этот всегда начинается не только с подвига вожаков, но
и с попыток отдельной личности познать самое себя — корни, дальнее и близкое прошлое. С попытки победить в себе раба. Конечно, такой процесс
самоосмысления необходим и народу в целом, если только тот хочет выжить, обрести новое дыхание.
Итак, путь в символическую "пустыню". Где прошел он для Аб Мише? Перед читателем — Древняя Греция и Рим, Египет, Испания, Португалия, Франция,
Германия, Польша... Но если говорить точнее, первая и главная остановка в этом маршруте - Страна Антисемития. Вот ее контуры: "универсальная
система ненависти"; границы — "вне географии и этнографии" легко проходят "по землям, по душам". Ничуть не стараясь упрощать, Аб Мише
анатомировал эту систему. Выделил фундаментальные основы: идеология, история, право. Рассмотрел формы и технику осуществления, области
"применения" и проявления: наука, здравоохранение, культура, любовь, развлечения, школа (конечно, в некоторые понятия автор заранее вкладывает
иронический смысл). Аб Мише вгляделся и в лица: вожди, сподвижники, элита, рядовые... Да, огромная страна: в сущности, начало ее положено
Каином (извечные "семена зла"). Главные же законы жизни этой страны евреи помнят едва ли не генами: всегда и во всем виноват чужой,
беззащитный, чаще всего — еврей. А потому, путешествуя по разным векам, Аб Мише обнаружит одно и то же: "...кровь зарезанных стояла в синагоге
повыше порогов». А потому: "Такой-то город взят — погром. Такое-то местечко потеряно — погром. По дороге наступления — погром. По пути
отступления — погром".
Симптоматично, что "загадка" антисемитизма мучает прежде всего самих евреев: наиболее совестливые в порыве самобичевания пытаются найти
хоть какую-то правоту у оппонентов, понять хоть какие-то доводы своих гонителей (здесь и причина кажущегося таинственным еврейского
антисемитизма). Напрасные терзания! — многократно убеждался Аб Мише. Ведь антисемитизм, в конце концов, — это не проблема самих евреев.
Это – взгляд на мир, своеобразная лакмусовая бумажка человечества. Антисемитизм, — говорил Жан-Поль Сартр, которого так любит цитировать Аб
Мише, — это "страх перед проблемами человеческого существования", страх "самого себя, своего сознания, своей свободы, своих инстинктов,
своей ответственности, одиночества, перемен, общества и мира — одним словом, всего, только не евреев". Причем, «страсть к антисемитизму
нисколько не требует стимуляции извне: она опережает события, которые могли бы ее спровоцировать, она сама их изобретает, чтобы получить
возможность найти в них для себя пищу...» История легко подтверждает и другую мысль Сартра: хотя образ еврея наиболее удобен для антисемита,
фобия допускает замену — функцию евреев могут выполнять интеллигенты, негры, армяне, цыгане... (сегодня на развалинах советской империи мы
видим многовариантность выбора!)
Ведя поиск истины в лабиринтах переменчивой, однако неизменно жестокой по отношению к евреям истории, Аб Мише задумывался о психологии времени
и - психологии отдельной личности. Праведника и подлеца, убийцы и жертвы, героя и того, кто так хотел остаться в стороне. Аб Мише умеет
почувствовать психологию даже в повороте фразы, в умолчании, оговорке. Поучительно наблюдать вместе с автором плетение словесных кружев, когда
государственные мужи виртуозно меняют "точки зрения" на еврейский вопрос. Или — следить за тем, как попадают в паутину антисемитизма ученые,
писатели. Если говорить о мастерстве психологического письма Аб Мише, нельзя не вспомнить главу "Фото". Вся глава — восемьдесят машинописных
страниц — это уже не подлинная, но мнимая цитата. Искусная имитация, за которой — безыскусная, страшная правда. Погрузившись в документальный
материал, Аб Мише реконструировал строй мысли и речи одной из безымянных участниц восстания в Варшавском гетто. Мы как бы вглядываемся в
фотографию, обошедшую потом мир: девушка в мужской кепке, рапахнутом пальто, дешевых бусах; рядом— эсэсовец, который целится в нее из
автомата, Где-то невдалеке другой: хочет запечатлеть эту сцену — на "долгую память"? Вот-вот ее убьют. Но за несколько минут до смерти она
расскажет будущему о себе и своих товарищах. "Я говорю сейчас их голосами... Я не выдумаю ни одного факта, ничего не прибавлю, не украшу для
занимательности — я не совру, не имею права, да у меня просто нет времени на сочинительство,| даже поправить сбившуюся кепку мне некогда.
Только бы успеть, пока этот тип возится сфотоаппаратом..."
И еще одним была уникальна книга Аб Мише. Сама по себе она тоже представляла собой редкий, такой необходимый документ - для социолога,
психолога, историка советского еврейства. Ученые, к примеру, перечитают даже список авторов, которых "допрашивал" в ходе своего расследования
Аб Мише. Вроде бы конгломерат: Л.Толстой, Л.Безыменский, Л.Фейхтвангер, В.Короленко. Л.Гинзбург, З.Косидовский, М.Горький, И.Эренбург,
Анна Франк, В.Гроссман, М.Нильсен, И.Тенеромо, ГФаст, Э.Рассел... Великие, малоизвестные, забытые имена. Именно их книги, статьи, письма
(иногда даже только исторический комментарий к тем или иным трудам) по-своему формировали сознание советского еврея в 60-80-е годы. Характерны
сами по себе и повороты, прозрения, тупики мысли автора "Чернового варианта".
Завершив книгу, он прошел, может быть, самую важную часть своего пути по пустыне. Поставив точку, не случайно вывел рядом с названием
еврейское имя — Аб Мише. Что осталось там, - в первом, "черновом варианте" его жизни? Детство: родился в тридцать четвертом в Киеве; когда
репрессировали отца, мать долго скрывалась от ареста; рос в провинции — сначала в Средней Азии, в эвакуации, потом в поселках и городках, где
разрешали жить вышедшему из лагеря отцу. Юность: антисемитизма, кажется, не чувствовал, его, вроде бы, и не было в Сибири, где Анатолий
учился в Омском машиностроительном институте. Но вдруг припомнил, как сон, в нашем разговоре: "Почему-то я радовался, что не похож на еврея..."
Зрелость: работал в Харькове на "почтовом ящике", защитил диссертацию; жизнь таяла, уходила в никуда, теряла смысл. В поисках этого смысла он и
задавал себе наивные вопросы: кто я в этом мире; почему страдал и страдает мой народ; вечен ли антисемитизм; как остаться собой в бесчеловечных
обстоятельствах тоталитаризма?
Впрочем, здесь уже начинаются страницы его дневника. Там "детские" вопросы эти конкретизируются, обрастают плотью истории. А еще в
"Черновом варианте" звучит мелодия — то нежная, лиричная, то насмешливая, бравурная, то скорбная. Соглашусь с Львом Аннинским: "...книга,
построенная на выдержках из других книг, — не "научна", она музыкальна с первой до последней строки". Я думаю, это своеобразный показатель
глубинной точности "Чернового варианта": ведь музыка лучше всего фиксирует внутреннюю жизнь личности, движения души.
... Завершив "Черновой вариант", Аб Мише через несколько лет репатриировался в Израиль, начал работать в мемориальном комплексе "Яд ва-Шем".
Опять шли годы. Выходили его книги, несуетно, но властно притягивающие читателя, — "Внимание, евреи!», "Черновой вариант"; "Посреди войны.
Посвящения", «У самого черного моря", составленная им антология "Холокост. Убийство евреев в 1933-1945 гг.».
Но это уже другой сюжет. А я, вспоминая нашу первую встречу с Аб Мише в заснеженном Иерусалиме, .часто думаю: идти по "пустыне" легче, когда
точно знаешь главное — откуда и куда идешь...
«Шалом» (Чикаго, США), 17-23.09.2004
|