ЮРИЙ ФИНКЕЛЬШТЕЙН
От деда – внуку
(кое-что о книге Аб Мише «Черновой вариант»)
Звали деда Абрам. Впрочем, когда его арестовали и отправили на Колыму до дедовства оставалось немало десятилетий, а сыну Толе ещё и трех
лет не было.
Абрам Иосифович Кардаш умер в 1960 году, а сын его Толя, став инженером, заразился историей и литературой, что в 60-е годы не было
редкостью. Кроме того, он остро болел любовью к жизни...
Части еврейства присуща этакая всеядность: нет чтобы сосредоточенно отплясывать только на собственной свадьбе или парить над крышами
Витебска в компании шагаловских любовников - и ни шагу в сторону. Ему, Толе, с молодых ногтей были дόроги северорусские избы, "рубленные в
обло", да застывшая древность русских церквей с золотыми блёстками звёзд на голубых потолочных досках. Что ему в горьких словах средневекового
монаха Нила Сорского: "Как отцветший цветок опадает, как пропадает тень - так разрушается всё человеческое"?! Но ему до всего было дело: до
Сиверского озера с плывущими над туманом куполами Кириллова монастыря, до мечети Шахи-Зинда, до сладости украинской песни "Червона рута", до
изысканного, неторопливого витийства тамады грузинского застолья - до всего есть дело сыну скромного советского зэка, еврею по крови и духу,
способному до бесконечности наслаждаться всем тем, что дарит нам быстротекущая и бесконечная в щедрости своей мать наша Жизнь.
Но рядом с этим - холодное дыхание смерти, когтистый захват её беспощадной руки, стон протяжный тех самых колоколов, которые звоном
своим всех поровну нас одаряют, - " Шесть миллионов погибших, шесть миллионов убитых, шесть миллионов... нас".
Книга эта создавалась не год и не два. В 87-ом она в десяти фотокопиях отправилась в путь по еврейским и околоеврейским группам и семьям,
а спустя год уже в ста пятидесяти ксерокопиях растеклась по бывшим советским просторам, особенно будоража души тех, кто еврейство своё ощущал в
неразрывном слиянии с жизнью всеобщей, той жизнью, которой так просто могло бы не быть. Ведь шесть миллионов погибло вот так - ни за что!..
Абрам породил Анатолия, Анатолий породил Михаила - породил для того, чтобы память о деде Абраме, "необъяснимо пересилившем годы
концлагеря», как сказано в книге, не развеялась прахом по ветру истории, а семенем пала на пропитанное нашей, человеческой кровью поле земли и
дала добротой, а не тупою злобой взращенные всходы.
Эта книга посвящена дяде Толи Кардаша, "взятому на гестаповскую пытку и во время допроса убившему следователя" - и миллионам павших
Людей. Посвящена "деду и бабке - микрочастицам братской могилы казненных в город Ровно" - и немецким детям, работающим в музее Майданека,
искупая вину отцов, В книге, пропитанной любовью к жизни и нежностью к людям, нет ни слова о забвении прошлого и отпущении тяжких грехов. Нет в
ней ни слова о мести потомкам, но каждое слово - "поиски толка в пепле невосполнимых утрат".
От деда - к внуку мост памяти перекинут отцом, чтобы не оказались напрасны наши потери, чтобы люди, "разглядев в судьбе евреев не частный
случай, а черновой набросок всеобщей истории, свернули, наконец, с накатанных магистралей Зла на тернистые тропы Добра".
"Черновой вариант" - так назвал Анатолий Кардаш свою добрую и беспощадную книгу, взяв псевдоним, в котором себе он отвёл скромный пробел в два
миллиметра между именем своего отца (Аб) и именем сына (Мише). И вышло Аб Мише - от деда к внуку.
* * *
Говоря об этой книге, невольно подражаешь её внутреннему ритму. Взятый в плен уже с первых страниц, погружаешься во многоголосие хора, который
точнее назвать бы адской какофонией несоединимых, взаимоисключающих криков боли и гнева, взвизгов и хрипов животной ненависти, гневных и
беспощадных проклятий, визга крысы с прищемлённым хвостом рядом со скорбным речитативом поминальной молитвы. Это разноголосие неумолимо
всверливается в душу, так как стремительно вращается вокруг единой оси - трагической судьбы еврейского народа.
Евреи - избранный народ...Кем избран - мне неведомо, но для чего – о том нетрудно догадаться: это экспериментальный народ. Ни единым словом не
намекает Аб Мише на какое-либо превосходство евреев над любым другим народом ни в чём, кроме одного: в мере (или безмерности!) мук, выпавших
;на его долю.
Как завороженный, следит читатель за яростной схваткой, ареной которой стала первая половина книги: это битва людей и нẻлюдей самых различных
национальностей. Впрочем, это трудно назвать схваткой: о чём спорить Нилу Сорскому с Адольфом Гитлером, Короленко с Гессом, Сартру с Эйхманом,
а Фасту с Герингом? Они не могут скрестить шпаги, так как обитают на совершенно несопоставимых этажах человеческого развития.
Вот Гитлер освобождает своих подданных "от химеры, носящей название совесть и мораль", "от тяжести свободной воли", а Сартр называет
антисемитизм "снобизмом неполноценных". Бисмарк, канцлер Германии (!), утверждает, что "антисемитизм - это социализм дураков". Сколько горькой
тоски в словах благороднейшего Владимира Короленко: "Антисемитизм загадил жизнь. Есть небольшой контингент людей порядочных и не заражённых
этой гадостью, но остальные почти сплошь." И тут же Лев Толстой: "Чистое юдофобство не разбирает вины и не о вине хлопочет. Оно есть просто
похоть злобы". Ни на миг не уступает Аб Мише соблазну рассматривать антисемитизм как нечто совершенно особое, исключительное. "Антисемития – не
страна, - пишет он.- Страна - Фобия... "Фобия" -в переводе - и "страх", и "ненависть". Безупречная связь состояний... Но столица Фобии -
Антисемития".
С удивлением мы узнаём, что слову "антисемитизм" всего-то 116 лет (год рождения-1879, "родитель" - маниакальный юдофоб журналист З.Марр). Это
сколько же крови пришлось пролить, прежде чем придумался "научный термин»! А нам-то казалось, что он существовал вечно.
С трудом преодолевая желание переписать всю книгу (поверьте: она того стоит!), попытаемся разглядеть лишь некоторые, наиболее характерные её
черты. По-моему, главная из них - справедливость. Вы помните прекрасные, но страшно далёкие от жизни слова: "Никто не забыт. Ничто не забыто"?
Под их аккомпанемент Бабий Яр зарастал бурьяном вровень с Катынью. Даже не поймешь: что и от кого скрывали? Должно быть, скрывали правду.
Любую. О жертвах и палачах. О предателях и героях. Дай людям говорить правду - и где остановятся? - Пусть лучше и не начинают. "Какое счастье
для правителей, что люди не мыслят" (А.Гитлер). В вопросе о счастье между правителями особых разногласий не было.
Сила "Чернового варианта" - в справедливом бесстрашии правды. Чьей правды? - Ничьей. Бесхозной.
У Эренбурга взято: в местечке Сорочинцы крестьяне прятали врача-гинеколога Любовь Михайловну Лангман и её одиннадцатилетнюю дочь. Однажды ей
сказали, что у жены старосты трудные роды. Она спасла роженицу и младенца. Староста поблагодарил её и сдал немцам. Когда вели на расстрел, она
просила не убивать ребенка. А потом прижала дочь к себе и сказала: "Стреляйте! Не хочу, чтобы ,она жила с вами..."
...Морской пехотинец Семён Мазур попал в окружение, вырвался, добрался переодетый, до Киева, где жила его жена. Когда подходил к дому, жена его
увидела и закричала: "Держите жида!"
Памятник Богдану Хмельницкому (200 тысяч еврейских жизней) стоит совсем недалеко от Бабьего Яра (около 100 тысяч).
За десять лет (1933-1943) США приняли 165756 евреев из Европы при норме (квоте)15000 в год. На ком удалось сэкономить?- Вспомним судьбу
парохода "Святой Людовик", 907 непринятых беженцев из Германии, год 1939. Англия во время войны не пускала европейских евреев в подмандатную ей
Палестину. Пароход "Струма" (769 евреев на борту) прибыл из Румынии в Константинополь - и застрял там. Несмотря на слёзные просьбы Сохнута,
англичане не выдали виз даже детям. 23 февраля 1942 г. "Струма" был "выпихнут" турками в Черное море, где корабль торпедировала советская
подводная лодка, приняв его за вражеское судно. Этого эпизода нет у Аб Мише. Зато есть другой, из воспоминаний Нахума Гольдмана, одного из
лидеров сионизма. Он умолял британского генерала Вэйвла, заместителя Эйзенхауэра, разбомбить крематории Освенцима, чтобы затруднить, задержать
уничтожение евреев. "Вэйвл категорически отказал,говоря, что бомбардировать можно только военные объекты". Истинный гуманист и джентльмен! Ох,
память, память... Забыть бы - и дело с концом! Сила Аб Мише не только в том, что он не дает забыть, но и в том, что его память не носит
избирательного характера. Память и правда должны быть бесхозны. "Не месть, но суд", - таков, если говорить несколько упрощенно, девиз
"Чернового варианта".
До бесконечности, до истерического захлёба можно говорить о преступлениях против евреев. Фактов сколько угодно. Их отбор необходим и неизбежен.
В этом мучительном процессе и раскрывается автор.
Помните рассказ о Семене Мазуре, которого предала жена? - Он ещё не.закончен. Итак, Мазуру удалось скрыться. Он добрался до Таганрога, и там
его спрятала украинка Кравченко, а русский врач Упрямцев снабдил паспортом одного из умерших.
В Освенциме эсэсовец Франк, начальник блока №5, был информатором и связным подпольщиков. Немецкий военный губернатор Бельгии генерал фон
Фалькенхаузен всячески затруднял работу гестапо. Начальник дезинфекционной службы Ваффен СС полковник Курт Герстейн подробно информировал
первого секретаря шведского посольства в Берлине о том, что происходило в лагерях смерти на польской территории.
Самое поразительное: евреям помогал высший государственный чиновник фон Рат, сын которого, советник немецкого посольства в Париже, в ноябре
1938 г. был убит Гершелем Гриншпаном в знак протеста против изгнания польских евреев из Германии. Много ли было таких, как фон Рат, которого и
назначили на высокий пост в расчёте, что он будет яростно мстить евреям? Нет, немного. Но в книге Аб Мише действительно "никто не забыт"'. И,
совсем не в духе времени, приводятся слова Говарда Фаста, непримиримого врага советской партократии с её антисемитизмом: "Советы
транспортировали почти миллион евреев из Польши и Украины на юго-восток России. Разумеется, эти евреи претерпели множество лишений, но они
выжили. А это, в конце концов, главное."
Ему вторит американско-еврейский писатель Шолом Аш: "...да будут благословены русские люди, которые не обжирались, подобно нам.. но зато спасли
человечество от гибели и позора".
Перед лицом ко всему привыкшей холодной мраморной статуи с повязкою на глазах Аб Мише не клялся говорить "правду, только правду и ничего, кроме
правды", но заповеди этой следует свято.
* * *
Значительную часть книги Аб Мише занимает рассказ о восстании и гибели Варшавского гетто. Поразительно, что официальная советская пропаганда ,
поначалу вообще обходившая стороной "еврейский вопрос", делая исключение для позорных, изуверских кампаний, в конце концов нарушила обет
молчания. Такое впечатление, что десятилетиями власти не решались нарушить особый пункт "секретного протокола", скреплённого личными подписями
двух фюреров. Возможно, тот единственный пункт, в котором они были до конца солидарны. Смерть тиранов лишь надломила печать - и вполголоса, как
о чём-то не вполне приличном, заговорили об уничтожении евреев. Места массовых расстрелов по степени секретности почти не уступали военным
объектам. Такая таинственность даже вызывала подозрение в причастности советских властей к гитлеровским злодеяниям, причём без всяких
оснований. Дело, надо думать, обстояло иначе: разоблачение гитлеровского кровавого антисемитизма и привлечение к нему общественного внимания
могли затруднить проведение в жизнь собственной юдофобской политики. Помните гитлеровское: "Какое счастье для правителей, что люди не мыслят"?
Счастье нужно беречь. Даже когда гибель еврейства перестала быть "государственной тайной», с еврейского героизма, еврейского сопротивления не
был снят гриф стыдливой секретности. Зачем будить мысль о возможности и способности евреев постоять за себя? К чему это приведёт?
"Черновой вариант" - это рассказ о народе, который вот уже две тысячи лет умирает и две тысячи лет не сдаётся. В центре рассказа - баллада о
Варшавском гетто, в которой точность исторического повествования подкреплена яркостью лирического письма. Известно, что немногие из участников
и свидетелей восстания остались в живых, а потому рассказ о нём не может быть ни исчерпывающе полным, ни строго документальным. Автору с живой
фантазией приходится не только реконструировать, но и домысливать некоторые события и характеры. Аб Мише чётко ощущает границу, которая
отделяет необходимое и кровно связанное с реалиями домысливание от свободного фантазирования, неподотчётного жизненной правде. То, что создано
фантазией автора "Чернового варианта", воспринимается как органическая часть правды и звучит, как рассказ очевидца, настолько глубоко Аб Мише
проникся духом и событиями Варшавской трагедии. При этом ему ни на миг не изменяет чувство глубокой ответственности перед павшими героями.
Знакомство с новыми материалами иногда требует внесения корректив в уже обнародованное, и Аб Мише делает это неукоснительно. Так случилось с
историей жизни и гибели председателя Юденрата Адама Чернякова, о чём будет сказано позже, и это выгодно отличает автора "Чернового варианта"...
...Книга "Черновой вариант" через край наполнена смертями, о которых сказано кратко: расстрелян, сгорел заживо, утоплен, отравлен газом. Лишь
несколько смертей выведены из общего ряда. О каком "великом таинстве смерти" можно говорить, когда уничтожение шло тысячами и десятками тысяч!
Достаточно сказать, что к началу восстания в гетто оставалась десятая часть его первоначального населения: остальные вымерли на месте или были
отправлены в лагеря уничтожения. Голод в гетто не уступал ленинградскому; 184 калории – ежедневная норма для варшавского еврея. Военнопленные в
Освенциме получали 515 калорий.
Тотальная ликвидация гетто началась летом 1942 года. Вот тогда и родилась идея восстания и были сделаны первые шаги. Книга Аб Мише помогает нам
не только узнать о всех этапах Варшавской трагедии, но и увидеть её без прикрас, без ложной патетики, что делает ещё более убедительным рассказ
о людях, отказавшихся от покорного ожидания и трусливого самообмана (а ведь таких было немало) ради высокого права погибнуть в бою.
Активная фаза началась с того, что евреи стали убивать евреев. Убиты начальник еврейской полиции и заведующий хозяйственным отделом Юденрата,
офицеры Службы Порядка и евреи-агенты гестапо... С истребления предателей и началась жизнь восстания.
...Одна смерть в гетто стоит особняком. Инженер, педагог, публицист Адам Черняков - Председатель Юденрата. Сам смертник и заложник, он
"вертелся как белка в колесе компромисса", готов был "лизать гестаповский сапог, лишь бы не дать этому сапогу растоптать гетто,"- так пишет Аб
Мише. Он был хозяином полумиллиона жизней, т.е. трети всего населения пленной Варшавы на 4,5% её территории, обнесенных трехметровой кирпичной
стеной с колючей проволокой и битым стеклом наверху. Это было его царство-государство, которое вымаривали голодом и болезнями, и Черняков делал
всё, чтобы хоть замедлить этот процесс.
Нужно сказать, что в первом ("советском") варианте своей книги, еще не зная "Дневника варшавского гетто А.Чернякова" (Варшава, 1983г.), Аб Мише
не всегда верно трактовал характер, взгляды и поступки этого незаурядного человека; но в израильском издании, не меняя основного текста, он
снабдил его комментариями, чтобы исправить невольную ошибку.
Итак, когда Черняков увидел, что не в силах помешать отправке в лагеря уничтожения тысяч и тысяч евреев, он, несколько раз отказавшийся бежать
в Палестину, решился на побег. "Я бессилен, сердце мое рвется от скорби и жалости, больше вынести этого не могу", - написал он сотрудникам. "От
меня требуют, чтобы я собственными руками убивал детей своего народа. Мне остается только умереть", - написал он жене - и принял яд. Бежал...
Восьмеро евреев из Службы Порядка сделали то же самое. Это случилось в июле 1942 года.
На похоронах Чернякова (тогда еще бывали похороны!) речь произнес Януш Корчак. Вскоре и он, великий Пандоктор, ушел вместе с детьми в лагерь
смерти. "Каждый может найти пять минут, чтобы умереть", - писал Корчак. Адам Черняков исхитрился найти их. Януш Корчак с колонной детей ушёл
под зеленым знаменем Короля Матиуша, держа за руки двух самых маленьких и слабых. Он не мог, как "каждый", найти для себя спасительные пять
минут.
В мае 1943 г. покончил с собой Шмуль Зигельбойм, представитель Бунда в польской Раде Народовой, осевшей в Лондоне. Член варшавского Юденрата,
он еще в 1940 г. вырвался в Лондон и там вел борьбу за спасение евреев Польши. Когда от польского связного Яна Карски (Козелевского) он узнал о
планомерном истреблении его собратьев, то сделал максимум возможного для них и уткнулся, как и Ян Карски, в каменную стену равнодушия. Были в
этой стене и польские, и английские, и американские кирпичи. 13 мая 1943 г., когда догорало Варшавское гетто, Ш. Зигельбойм открыл газ в своей
лондонской квартире. В последнем письме польскому президенту В.Рачкевичу и премьеру В.Сикорскому он, в частности, писал: "Равнодушно взирая на
уничтожение милпионов измученных детей, женщин и мужчин, эти страны (т.е. Англия и Америка) стали соучастниками преступников".
Сила Аб Мише в том, что он не дает воли эмоциям, избегает восклицательных знаков и не упускает случая, чтобы воздать должное тем полякам,
которые приняли близко к сердцу еврейскую трагедию и видели в ней "черновой вариант" трагедии польской (пройдет полтора года - и вся Варшава
превратится в руины; немцы уничтожат двести тысяч поляков, поднявшихся на борьбу). "Требуем от вас: помните, как нас предали", - эта строка из
последнего сообщения штаба восстания в гетто, которое дошло до поляков на "арийскую" сторону. Не было над Варшавой в те дни английских
бомбардировщиков, не сбрасывали восставшим оружия. Незначительна была помощь польской подпольной Армии Крайовой...
...Благодаря "Черновому варианту" мы узнаём о диаметрально противоположном отношении различных групп польского населения к тому, что
происходило в гетто. Пока евреи-боевики пели свой гимн "Эс брент!"("Горит!") и расходовали последние патроны, стреляя только наверняка,
польская газета "Борьба» писала: "Судьба евреев стократ ими заслужена". Ей вторило "Польское государство": "Ликвидация евреев - позитивное
явление для Польши".
Не умолчав о гнусностях польских шовинистов, Аб Мише куда больше внимания уделил иным полякам, хотя и отметил, что "других поляков... было куда
меньше". Они "гордились боевым братством с теми, кто с оружием в руках погибает на улицах варшавского гетто" ("Польша борется",30.04.4З). Из
листовки Польской Рабочей Партии: "Поляки! Немцы приговорили к смерти последние 30 тысяч евреев в гетто... Женщины и дети обороняются голыми
руками. Спешите на помощь!" В отличие от польского руководства, славшего, "воюющему гетто солдатский привет", но ничего более существенного,
простые поляки Вилк и Моравски взорвали стену гетто - и заплатили за это жизнью.
Пожалуй, самыми сильными страницами книги являются те, где описаны последние дни восстания. Невозможно обойтись без "сочинительства",
рассказывая о событиях, после которых не то что свидетелей, но даже могил не осталось. Это связано с большим художественным риском в
произведении, имеющем солидную документальную основу. Аб Мише совершает смелый и, на наш взгляд, удачный ход, беря себе в помощники и
со-рассказчики девушку, которой и жить-то осталось всего-ничего: Фридрих и Отто, два веселых эсэсовца, вытащили её, чудом дожившую до сентября,
из затхлого подземелья и решили сфотографировать перед расстрелом. Фотографируют её многократно, меняя выдержку, поправляя шапку на голове
"модели", пока не добиваются желанного эффекта, и последний щелчок фотокамеры сливается с треском автоматной очереди.
Эти снимки - не вымысел. Они вошли в сборник "Борьба, смерть и память", изданный в Варшаве в 1963 году, как раз перед тем, как Гомулкой были
изгнаны из Польши почти все не добитые Гитлером евреи. И об этом рассказано в книге.
Глава "Фото", а это без малого сто страниц, построена на переплетении голоса автора и голоса девушки, в котором нет ни капли патетики, ложного
пафоса, но так много усталости, горечи и глубокого презрения к убийцам, что мы воспринимаем с доверием повесть, рассказанную её негромким
голосом, доносящимся оттуда, "из черной, из светлой легенды... оттуда, где пределы муки и лжи, героизма и подлости, слабости и силы.
Концентрат..." Она говорит многими голосами и от имени многих. "Я не выдумаю ни одного факта, - обещает она, - ничего не прибавлю, не украшу
для занимательности, я не совру, не имею права, да у меня просто нет времени на сочинительство...Только бы успеть, пока этот тип возится с
фотоаппаратом, успеть рассказать о том, что было. Не могло быть, но - было".
Вся книга Аб Мише - о том невероятном, чему мы были, в лучшем случае, свидетелями, и что может оказаться лишь черновым вариантом нависшей над
миром катастрофы, если он так и не научится пользоваться опытом ушедших поколений.
* * *
Человека отличает от животного способность мыслить, и высшее человеческое мужество - это мужество мысли, доведенной до конца. Думается, это и
есть главное достоинство "Чернового варианта" Аб Мише.
От деда к внуку через мост, перекинутый отцом, дошла суровая и мужественная заповедь добра. Вот на обложке книги он, внук Миша, в Мемориале Яд
ва-Шем опускает букетик алых цветов у гранитной стены с именами погибших еврейских общин Центральной Германии, Один из кровавых клочков памяти...
...Книга Аб Мише опубликована год назад в Иерусалиме. Разошлась стремительно. Америка её пока не знает. А должна узнать. Обязана.
В сокращённом виде опубликовано в «Новом Русском Слове» (Нью-Йорк), 30-31.03.1996г.
|