Александр ШАПИРО
Бесконечность боли
      Когда-то в детстве одним из каверзных вопросов для определения эрудиции товарища по игре был такой: «Назови самое большое число?!» В 
зависимости от возраста мы отвечали: десять, тысяча, миллион... И тогда задававший его обязательно дополнял: «И еще плюс один». Все удивлялись, 
но еще не понимая почему, догадывались, что есть нечто, чему нет и не может быть конца. И таким образом мы приходили к понятию бесконечности. 
Спустя годы я снова ощутил это, когда прочитал новую книгу Аб Мише «Посреди войны. Посвящения», изданную в Иерусалиме в 1998 году. Но теперь я 
прикоснулся к иной бесконечности – бесконечности боли, той боли еврейского народа в Катастрофе, у которой нет и не может быть конца - по 
крайней мере до тех пор, пока человечество помнит о ней. И сколько уже книг написано на эту тему – не счесть, но вот появилась еще одна... 
              Своебразна архитектоника «Посреди войны», где каждая глава является Посвящением: «Самоотверженным служителям Памяти», «Матерям, 
потерявшим детей в Катастрофе», «Еврею-бойцу», близким друзья, советчикам и союзникам, тем, кто вдохновлял автора, чьи уроки доброты и 
совестливости хотелось бы ему усвоить. Рассматривая Катастрофу как величайшую Трагедию театра апокалипсиса, Аб Мише представляет не только 
главных ее «героев» Гитлера, Геринга, Гиммлера, исполнителей: специальные отряды СС - айнзацгруппы для уничтожения комиссаров и евреев, части 
вермахта и полиции - но и участников «массовки» – около ПЯТИ МИЛЛИОНОВ преступников - немцев. 
     Прислуживали им местные добровольцы - полицейские: почти 56 тысяч в Прибалтике, 150 тысяч - в Украине. А сколько было таких помощников в 
других оккупированных немцами странах? И это на ШЕСТЬ МИЛЛИОНОВ загубленных еврейских душ. Почему? За что истребляли целый народ?
        Вот штрих Трагедии, рассказанный Аб Мише в его новой книге. Еще одно свидетельство звериного антисемитизма, который и является главным 
ответом на вопрос: «Почему?»: «В 1944 году, терпя поражения и испытывая острую нехватку в транспорте, немцы все же нашли возможность отправить 
для уничтожения в Освенцим 445 тысяч венгерских евреев». Или такая выдержка из книги: «В конце войны, когда уже впору стало немцам умолять 
русских замириться с ними, министр иностранных дел Риббентроп отказался вести переговоры, если в советской делегации будет хоть один еврей».
          Ошеломляет не только чудовищность фактов ненависти и уничтожения, но сама «сверхзадача», поставленная перед исполнителями: не просто 
сломить дух, убить плоть, но и использовать тело до последнего волоса...
        «Божественное создание, как выяснилось, при умелом подходе утилизируется почти стопроцентно». Татуированная кожа - на безделушки и 
абажуры. Кости на муку - для технических нужд. Трупы - на технические масла и мыло, питательные бульоны для бактерий. Пеплом удобрялись поля и 
засыпались болота. Женские волосы перерабатывались в фетр и портняжный волос, шли на набивку матрацев. Золотые зубы переплавлялись в Освенциме 
в слитки, до 12 килограммов в сутки. Может быть, и хранятся они до сих пор в каких-то банках мира?
        Финал Трагедии всем известен, но еврейский вопрос не исчез - он вечен. После Второй мировой войны воплощается в жизнь идея создания 
Мемориала погибшим в Катастрофе в Иерусалиме. Совсем не просто пробивала она себе дорогу, каких усилий стоила её вдохновителю и первому 
директору Мордехаю Шенхави, который на стыке сионизма и еврейской традиции придумал название Яд ва-Шем - Память и Имя, взяв эти слова из книги  
пророка Исайи: «Им дам я в доме Моем и в стенах Моих память и имя, которые не истребятся».
        Сегодня это известный во всем мире крупный музейный, научный и исследовательский Центр с парком Праведников, памятными камнями Долины 
Уничтоженных Общин, мерцающими огоньками загубленных душ Детского мемориала, Залом Имен...
      Тут работает автор книги - Анатолий Кардаш, писательский псевдоним которого - Аб Мише. Изучение трагедии своего народа давно и навсегда 
стало смыслом его существования. Работа в Зале требует такого напряжения душевных сил, такой жертвенной самоотдачи и сопереживания, что просто 
дух захватывает перед удивительно ярким и пронзительным ощущением жизни, которое сохранил в себе этот человек, ежедневно погружающийся в пучину 
смерти. Вслушайтесь в строчки из лирического отступления в книге: «Какой вид! ах какой вид! ну ах!.. Небо неоглядно, воздух пронзен солнцем, 
свет чист... Горы гуляют волнами, балуют глаз то оливковой рощей, то мерцанием пруда в распадке, то желтыми змеями древних троп, то 
проплешинами базальта, где нежно-розовыми, где серыми до черноты...»
       Зал имен. У миллионов уничтоженных нет кладбищ. Они развеяны прахом из крематорных печей, унесены криками птиц, размыты течением рек. Их 
скорбь прорывается к нам в плаче дождя, их следы в бурном росте трав.
       Зал имен - это длинные ряды отсеков-ниш, где в черных папках на полках хранятся Листы с именами погибших. Очень простые анкеты, но в них 
Имя и Память. На каждого. И должны быть собраны на всех. «Сведенные воедино, они образуют кладбище, где - дай Бог! - навечно упокоятся тени 
всех замученных, расстрелянных, удушенных, испепеленных, в ничто обращенных...» 
       Сведения приходят каждый день из разных городов и стран...       «Я сдавал два года назад Лист на бабушку и не написал ее девичью 
фамилию. Только сейчас узнал. Нельзя ли подправить?» - переживает внук.      
        Бандероль из США. Мара Вехнис сообщает о семье из Латвии. Листы на
81 погибшего. Трое выжили...
        Ежедневно в Зал имен прошаркивает уже немолодая женщина. Она приходит заниматься рутинной архивной работой как волонтер, без оплаты. Во 
время войны в оккупированной Южной Франции она спасала еврейских детей, сегодня спасает имена. Их уже собрано несколько миллионов, а люди все 
присылают и присылают. Михаил Хармац - 1185 Листов, Моисей Грамм - больше 2200, Борис Гидалевич - 7 тысяч...
       Один из посетителей Зала сравнил его со Стеной плача. Что же тогда представляют Листы?.. Записки, посланные Всевышнему? Что такое Лист 
свидетельских показаний? Анкета, надгробие, памятник? «Лист - и душа, и памятник, и символ, и документ».
        Несложный вопросник, но сколько всего можно почерпнуть в нем: от имени и профессии человека – до исчезнувшей общины, обстоятельств 
гибели, сопротивления, предательства...
      «Убили топором, когда отказался перекреститься»; «Оборонялся от фашистов с топором в руке. Сожжен живьем»; «Убит офицером СС в гетто при 
отказе плясать на снегу и за то, что плюнул в лицо офицеру»; «Предал и расстрелял лучший друг, начальник полиции...»
      Свидетельства не просто обнажают нервы, но и недоступны человеческому пониманию. Аб Мише сознательно идет на это, чтобы показать именно 
нечеловеческие муки невинных жертв. Символична и стилистика многих записей, что подчеркивает автор книги. Знакомые слова и понятия обретают 
порой особый смысл. Например, «профессия» обозначенная словом «еврей». Отношение к погибшему определяется не только словами «родственник», 
«знакомый», «однополчанин», но и «земляк-пациент», «друг-любимый» и просто: «Я любил ее». А вот микроэпос: «Лея была хромая и старенькая, жила 
с сыновьями Шмуэлем и Ноахом».
        В приложениях к Листам такие сюжеты закручиваются, такие невероятные истории просматриваются, что и романисту с трудом осилить. Самое 
страшное горе - материнское. Женщина, давшая жизнь, лелелющая свое дитя, вырастившая и воспитавшая его, не может, не должна видеть его конца. 
Это противоестественно, а если еще связано с насилием, убийством, надругательством... Посвящение-глава «Зажгите свечку за меня» рассказывает об 
этом.
        ...Один из Листов на 19-летнего младшего лейтенанта Соломона Шапиро, убитого в Польше, пришел с припиской «Герой Советского Союза – 
посмертно». Сам по себе факт примечательный, он, возможно, и не привлёк бы к себе внимания случаев, если бы не та недобрая молва, которая 
приписывала трусость евреям. Не могут, не умеют-де они воевать, отсиживались в тылу всю войну... Не принято было в бывшем Советском Союзе 
выставлять напоказ борцов-евреев. Они дрались на фронтах, в партизанских отрядах, в подполье, в гетто, в концлагерях. Тысячи Листов 
подтверждают это. Коган Абрам, невоеннообязанный, инвалид по зрению, пошел добровольцем. Погиб в 1942 году под Ленинградом. Партизан из 
Белоруссии, Матусевич Семен, в 1943 году «взорвал мост и себя». Почтовая открытка, изображающая воина с пистолетом в атаке, подписана: «Подвиг 
политрука Мандрусова». Приложена к Листу на Мандрусова Айзика Нахимовича, еврея из украинских Прилук.
А вот слова из обращения Мордехая Тененбаума-Тамарова, руководителя восстания Белостокского гетто: «Братья евреи... Мы перед лицом смерти!.. Не 
идите, как овцы, на бойню!.. Встречайте палачей зубами и ногтями, ножом и топором... Умрем, борясь, как герои, и после смерти - мы будем жить! 
Нам нечего терять кроме своей чести!»
Каждый год в День катастрофы на центральной площади Яд ва-Шем зажигают шесть факелов в память о шести миллионах убитых. Они как бы говорят 
всему миру: «Мы знаем. Мы помним. Мы никогда не забудем».
     Книга Аб Мише «Посреди войны. Посвящения» - еще одно свидетельство этому. Ее нельзя прочитать на одном дыхании. Она не для легкого чтива. 
Каждая страница ее будоражит нервы, совесть, заставляет серьезно задуматься о многом. Фашизм побежден, но он не исчез. Его рецидивы дают себя 
знать во многих странах. Он жив, как и Еврейский вопрос. Перед нами еще одно напоминание и предостережение: «Сохраняя память о прошлом - не 
допустить его повторения в будущем».
    Коробки букв на стене здания Зала имен, открытые сверху и сбоку, оказались, подмечает Аб Мише, идеальными скворечниками. «Синицы натаскали 
травы внутрь букв, навыводили в тех гнездах птенцов, и по весенним утрам, когда солнце распахивает настежь небо и заливает собою еще пустой от 
посетителей Яд ва-Шем, - птицы в буквах и на буквах суетятся, вспархивают, чирикают, орут благим матом - кипит неистребимая жизнь».





«Беседа» (Торонто, Канада), 15-22 июля 1999 г.